Реальный мир – мир жестокости и безразличия. Люди абстрагировались от реального мира посредством мира идей, социум создал свой мир. Что происходит с человеком, когда выпадает он из социума? Или попадает в ту часть социума, где правит первобытная жестокость и безразличие.
Молодой человек выбирается из под родительского крыла на вольные хлеба и тут же детским грёзам приходится адаптироваться под реалии окружающей жизни, и такая адаптация происходит постоянно.
Жизнь человека интересна и многообразна. Интересно послушать – у кого какие выпали на долю испытания, оказавшие существенное, быть может, переломное влияние на личность.
Осколочный перелом со смещением.
Да — «осколочный перелом со смещением», так отдалённо прозвучало это, как-то не реалистично воспринялась это заключение. Как будто сознание включает защитный механизм, дабы оградить от перегрузки нервную систему – и в острые моменты жизнь воспринимается через какую то сладостную дымку.
5-й курс института.
Воскресный день – тренировка на улице, как обычно для воскресных дней – день спаррингов, боёв. Объявляется 10 минутный бой. Мой рост 1,81 м, вес 73, параметры оппонента 1,9 м и 140 кг. Конфликт у нас произошел (настолько глупо кажется сейчас) – тренировочный бой перерос в серьёзный, цель каждого вынудить другого уклониться от боя (психическое воздействие шло в основном на меня, но не мог я отступиться) или победить. Биться выбрали в тотале – стиль который объединяет в себя все стили славяно – горицкой борьбы и ударный и борцовские, задача заключается в полной беспрекословной победе. На протяжении всех 10 минут не подпускал близко к себе великана, отбиваюсь ногами, нацеливаю в пах. Но вот провозглашаются последние 10 секунд поединка, я расслабился, «медведь» не преминул этим воспользоваться, схватил за левую руку, перебросил через себя и повалился вместе со мной на снег, в глазах победное ликование. Боли не почувствовал, нет. Пришло какое то понимание – что то не так, громко застонал взирая к небу. Подбегает вся группа занимающихся, тренер – натянули ворот оголив ключицу, торчит обрубок. «А это вывих, такое в борьбе часто бывает. Вправят и к тренировкам максимум через месяц уже можно вернуться». Эх если б это было так… Меня поставили на ноги, отряхнули от снега. Егорка помогает собрать рюкзак, я не переодеваюсь – физически не могу. Левая рука может двигаться – но настолько необычное это чувство, когда не держит её ключица. Егор пошел со мной, с нами пошёл Серега, мужичек таких же параметров, как и мой обидчик Саша, Большой Саша – как еще его называют. Серега звонит жене, что бы та подъехала. Выходим из парка на Войковской, подходим к машине, за рулём маленькая такая тетушка. Серега хлопает меня по правому плечу- «терпи боец». Егорка садиться в машину тоже. Ох как я благодарен этому парнишке, вот когда проверяется истинное к тебе отношение окружающих. Проехали не много, буквально через дорогу после парка травм пункт. Попрощались с милой Серёгиной женушкой. В коридоре у приемного кабинета очередь. Сидим, в тренировочном камуфляже, я в обычных тряпичных кедах, мокрых от снега – не когда не рассчитывал что придётся проводить в них весь день. Проходит весёлый паренек, пришел с кем то – «здарово ребят» и всё такое. Познакомились разговорились, поделились что случилось. Парень только после армии, рассказ что они служивые очень не любят, когда носят военную форму те, кто не служил. Когда рассказывал это соседу в больничной палате Женьке, тот ответил что это «фуфло всё», и это просто растопыренные пальцы, «нормальным пацанам пофиг на это». Подошла моя очередь, захожу в кабинет, двое хирургов молодых, лет по тридцать. Один ощупывает ключицу толстенькими пальцами, долго, потом второй, не могут понять в чём дело. Послали делать рентген. В рентген кабинете тетка злобная – «номер полиса?», записывая мои инициалы в журнал. Собой нету говорю. Недовольство на лице. А ведь и нету то у меня полиса московского вовсе, и волгодонской полис просрочен уже 2 года. Со второго этажа спускаюсь опять на первый в приёмный кабинет, ребята смотрят снимок. Один так рассуждая в слух – «пиздец мартышкам», взглянув на меня тут же спохватился – «да ну нормально, нормально, ну поправимо всё». Опять долго ощупывают ключицу, по запаху дыхания осознаю – ребята успели дерябнуть спирту, да работа не простая в приёмном отделение, чего только не насмотришься… Делают восьмёрку – руки в стороны как крылья, их стягивает верёвка связанная за спиной. Отправляют делать снимок, если ключица сойдется – наложат гипс и месяц буду ходить с растопыренными в стороны руками. Но снимок показывает что не выходит так, в глубине души даже обрадовался, не радовала перспектива месяц так ходить – ни тебе поесть, ни тебе одеться, а ухаживать не кому. Хотя лучше бы с гипсом так походить месяц, чем так как случилось в последующем – две операции, установить пластину и через год пластину снять.
Вызывают скорую помощь, для меня и для какой то старушки. Жду в коридоре, со мной по прежнему Егорка. Без него ох как тяжек был момент ожидания, с позиции морали колоссальная поддержка со стороны Егора. Часов где то в восемь вечера приехала наконец скорая, сколько её ждали не помню, но скажу одно – далеко не сразу она приехала. В принципе мог бы и сам доехать до больницы, но в этом случае меня могли бы и не обследовать. А так, когда пациента привезла скорая помощь больница обязана принять пациента, даже если тот окажется не то что иногородним без полиса, а даже если окажется гражданином другого государства. Так вот поблагодарил от души Егорушку, обнялся с ним и сел в карету скорой помощи. Напротив уселась старушка, она всю дорогу сидела и стонала, держалась за голову и качалась взад вперед, впечатление весьма удручающее. Хоть в чем то повезло в тот день – привезли в больницу Боткина, считается лучшая клиника по травме. В приемное отделение меня ведёт врач скорой помощи. Молодая женщина, длинный черный хвостик волос на затылке, худощавая и симпатичная, хотя нелёгкая работа наложила уже свой отпечаток на лице. Наверняка смерть приходилось видеть не единожды… Пришли в большой кабинет, напротив сидят два милых старичка, бабушка сопровождает дедушку с сотрясением мозга – зима гололед, для стариков бедствие. С ними состоялась теплая беседа, они меня даже поддержали ласковыми словами – «все будет хорошо парень, не переживай». За столом женщина с черным хвостиком заполняет мою анкету. Звонит мой мобильный, это мой брат, сегодня ночью должны были пойти на подработку в типографию. Поникшим голосом рассказываю что и как – отчётливо представляю ошарашенное Пашкине лицо. Чувствую после услышанного разговора с братом, молодой врач, привыкшая ко многому и уже профессионально абстрагировалась от пострадавших, прониклась ко мне женской теплотой. Когда закончила заполнять приёмные бумаги, пожелала мне скорейшего выздоровления, было приятно сиё. Сижу, жду. Привезли мужчину с пробитой головой, оказался иностранец. Его посадили справа от меня. У мужика явно сильное сотрясение мозга, то и дело откидывается назад и закатывает глаза. На русском он не разговаривает, поэтому пригласили одно из молодых врачей, знающих английский. Тот его расспрашивает и тут же переводит. Оказывается он даже не понимает, что случилось с ним – стоял на улице, и вдруг почувствовал удар, после чего потерял сознание. Его просто напросто обокрали – ни тебе документов, ни тебе денег в карманах, удивительно даже, что дорогое пальто осталось на плечах. По своим наблюдениям сделаю заключение – работа врачей приёмного отделения явно не подарок. Со мной беседовал врач с большущими мешками под глазами от недосыпания. В глаза старался не смотреть – по видимому уже не в силах чужую боль принимать. Могу подозревать, какой взгляд был у меня. Глаза зеркало души, душа буквально моляще кричала – «сделайте что-нибудь! Я хочу быть полноценным физически, не желаю быть калекой!» После короткого разговора отправил меня на рентген. В коридоре приёмного отделение кого только нет: алкоголик с пробитой головой, бомж с отмороженной ногой, молодой человек – лицо в крови, руки забинтованы красными от крови бинтами. Идём по улице вместе с санитаром до другого отделения. Санитар не торопиться идет медленной вальяжной походкой, но что то такое волевое ощущается в его движениях, голос тоже волевой, жесткий с хриплой. Я семеню дрожащей походкой, одет то налегке, ведь как обычно прибежал на поляну переоделся – во время тренировки не то что холодно, временами жарко становится, после тренировки переоделся и легкой быстрой походкой до дому. В этот раз не сложилась так, как обычно. И вот иду сейчас не легкой быстрой походкой, а изогнутой влево спиной, сгорбленный, с поджатой левой рукой шаркающей ходьбой. Легкая тренировочная одежда, на плечи накинута ветровка (это зимой то, в декабрьский мороз) да мокрые кеды с развязанными волочащимися позади шнурками. «Чего случилось то?»- спрашивает санитар. «Да вот», говорю так, мол, и так, спарринг до драки дошел со 140 килограммовой тушей, вот и результат.
«Надо ему было шею сломать» — моментальный без тени сомнения ответ.
«Нннадо было» — дрожащим от холода голосом отвечаю.
В процессе разговора, после того как рассказал, что родом из Волгодонска, Ростовской области, выяснилось – что сиделец бывший оказался этот волевой человек, под Ростовом папой как раз и сидел. Присмотревшись, разглядел кое какие татуировки.
Не торопясь дошли до травматологического отделения, сиделец в упор не замечал мою дрожь от холода во всём теле. На лифте спустились до нулевого этажа – подвал. В кабинете сижу, рассказываю молодым ребятам, что случилось. Сколько за тот день пришлось рассказывать о случившемся даже не помню.
«Славяно-горицкая борьба значит, знаю такую борьбу»- ответил паренёк.
Заходит дежурный хирург, лет 30-35 от роду. Осмотрел, судя по всему опытным взглядом. Ставьте восьмёрку, скомандовал стажерам и ушёл. Заботливые руки ребят наложили гипс на всю спину и грудь. Руки как крылья в стороны, если бы не требуемое оперативное вмешательство – ходить бы так месяц. На столе каталке повез делать рентген уже другой бородатый санитар, похож, а возможно так и есть, на байкера. В коридоре дежурный молодой хирург зажал в углу симпатичную медсестру. «Крылья» — показывает на меня, развлекая шуткой девушку. Сделали снимок, сижу, жду на первом этаже, возле рентген кабинета. Пошли опять по улице до приёмной с бородатым. Нахожусь в знакомом кабинете, никого из прошлых пострадавших нету. Заглядывает врач с мешками под глазами: «Ключица не сошлась, необходимо ложиться и делать операцию». Я ошарашено уставился на него, то кивком головы отвел резко взгляд. Пробормотал что то подбадривающее и скрылся. Да довела работёнка мужика. Как — то не правильно организованно у нас само мед-обеспечение и обеспечение всем необходимым медработников. Под всем необходимым понимаю многое, помимо материального имею в виду и психологические разгрузочные процедуры и какое то отношение в целом иное. Ведь пока беда не приходит конкретному обывателю, он и не задумывается как происходит работа в приёмных отделениях больниц. Сама обстановка государства способствовала равнодушному отношения врачей к пациентам, из – за свинского отношения к ним. Конкретно то некого обвинять. Люди сами образуют среду обитания – каковы люди, такова и их среда обитания их.
Меня повели в уже знакомый корпус туда, где гипс накладывали и рентген делали. Четвёртый этаж. Укладывают на кровати каталки в коридоре. Рюкзак и мокрые кеды рядом на полу. Из за «крылатого» гипса не могу лечь ни на бок ни на живот, только на спину. Так и засыпаю мёртвым сном.
По утру меня будет молодой хирург, Андрей Геннадьевич. В эту ночь дежурил он и осматривал меня и указал наложить мне «крылатый» гипс он. Первым делом пощупал пульс – не пережал ли гипс вены.
-Полис есть.
-Нету.
-Родственники есть в Москве.
-Брат.
-В общем либо езжай к себе лечиться, либо таким оставайся, либо за операцию платить.
-А сколько платить?
-250 долларов.
В тот момент работал сервисным инженером, месячный оклад 300 долларов.
-Брату надо позвонить, чтобы он зарплату мою забрал.
-Хорошо.
Время завтрака, милая пожилая женщина развозит на дребезжащем столике еду. Угостила меня чаем и бутербродом с маслом. О наслаждение! Я наконец то перекусил после воскресного голодания.
Через некоторое время перевели в двух местную палату. Блатная, тут же туалет, в который захаживают из других восьмиместных палат. Шаркающей походкой с рюкзаком в руках захожу в палату. На одной кровати сидит паренек, рядом стоят двое мужчин.
«Здравствуйте» — говорю.
Познакомились. Парень на кровати Лешка, в авто аварии латышку оторвало. Его старший брат Серега и друг их Саня.